Мне было тяжело: меня давило предчувствие.
Когда я возвратился домой, все ужасные пытки, какие может изобрести воображение больной женщины, были употреблены надо мною.
Со мною, наконец, делаются припадки истерии…
– Я спас его. Он будет жить… Отец! я исполнил подвиг, порученный мне тобою.
Но она – осуждена навсегда.
И он уже начинает стыдиться своего увлечения, стыдиться орфографических ошибок в ее письмах…
Дитя мое! ты должна презирать меня: я отдал тебя в добычу миру – я пожертвовал тобою…
Бедная Офелия!
Мне стало невыносимо грустно, когда я прочел до конца эти записки. Долго сидел я над ними, долго еще вопросы бродили в моей душе.
И вопрос о нем, бедном мученике жизни, о нем, для которого эта полоса жизни была первым взрытым пластом, первым сомнением, роющимся в глубину беспредельную, первым призывом к вражде и борьбе…
И вопрос о ней – бедной девочке, бедной женщине, осужденной на гибель в страшной отвратительно-грязной тине.
Ибо что ждало ее?… Она просила любви, и не было дано ей любви, потому, может быть, что она не могла еще любить в человеке человека.
Я по-своему создавал ее будущее: видел, как потребность любви заменялась в ней жеманным развратом, свободная грация – наглостью кокетки дурного тона, жажда наслаждений – привычкою к пустой и непорядочной суетности. Я видел ломберный стол и ее, сидящую подле франта дурного тона, обыгрываемого наверную мужем.
Я видел это… я не видел спасения.
Долго сидел я, погруженный в самого себя. Когда я очнулся, взошла уже луна, в открытое окно несся бальзамический запах тополей; по длинной аллее против окна шла к дому, легкою походкою, женщина… Сиянием луны было озарено бледное лицо женщины, и на него падали волны белокурых локонов…
Это была Склонская!
Впервые: Репертуар и пантеон, 1846, № 1, с. 5 – 35. Перепечатывалась в Григорьев Ап. Человек будущего. М., «Универсальная библиотека», 1916., с. 140 – 188.
В рассказе описывается реальное событие из студенческой жизни Г. и А.А. Фета: их влюбленность в «крестовую» сестру Г. Лизу (кто-то из родителей Г. был крестным Лизы). Г. посвятил этой теме два ранних своих стихотворения: – «Е. С. Р.» и «Нет, за тебя молиться я не мог…», а также небольшой эпизод в повести «Другой из многих» (1847); Фет довольно подробно описал всю историю в поэме «Студент» (1884). Если учесть инициалы Е. С. Р., намеки в «Офелии» в «Студенте» на относительную близость жилья Григорьевых и Лизы, на совместную службу отцов, то среди возможных десятка служащих Москвы, имя которых начинается с «С», а фамилия с «Р» (см.: Нистрем К. М. Московский адрес-календарь…, т. 2. М., 1842), больше всего по проживанию и по чину подходит Семен Кузьмич Радостин, коллежский регистратор, писец Московского губернского правления, живший в 6 квартале Якиманской части (Григорьевы – в 5 квартале). Но промелькнувшее в «Офелии» отчество отца «Елисеевич» вносит новую возможность расшифровки: среди сослуживцев Григорьева-отца по 2-му департаменту Московского магистрата был Тихон Елисеевич Стрекалов, секретарь, титулярный советник, проживавший в собственном доме в 5-м квартале Якиманской части (Метелеркамп В. Д., Нистрем К. М. Книга адресов столицы Москвы. М., 1839, ч. 1, с. 155). Тогда Е. С. Р. может быть понято как «Елизавете Стрекаловой»; Р., возможно, означает какое-либо заветное слово.
…сорок тысяч братьев,
И вся любовь их – не чета моей…
Слова Гамлета у гроба Офелии («Гамлет», акт V, сцена 1).
Эта тема развивается Г. в его стихотворении «Комета» (1843):
Комета полетит неправильной чертой,
Недосозданная, вся полная раздора…
Я почти склонен думать (франц.).
…единственного предмета, для которого у меня есть какая-нибудь теория… – Г. всю жизнь яростно боролся с «теоретиками» любых лагерей и направлений, считая всякую теорию прокрустовым ложем для живой жизни.
Инесу черноглазую?… – Здесь и ниже очень неточно цитируются строки из драмы Пушкина «Каменный гость» (сцена 1).
См.: «Гамлет», акт V, сцена 2.
…«чем-нибудь высоким заняться»… – Цитата из письма Хлестакова («Ревизор», д. 5, явл. VII).
Вольдемар – подразумевается А. А. Фет.
Я помню старый, простой, бедный храм… – Далее Г. излагает событие и впечатления от него, послужившие основой стихотворного цикла «Дневник любви и молитвы» (конец 1840-х – нач. 1850-х гг.).
Неточная цитата из Псалтыри (41, 2).
говоря откровенно (франц.).
Ср. стихотворение Г. «Песня духа над хризалидой» (1845); хризалида – куколка насекомых.
Пощади, пощади себя самого (нем.).
Намек на пушкинские строки из стихотворения «19 октября» (1825):
Поговорим о бурных днях Кавказа,
О Шиллере, о славе, о любви.
Брат мой, брат мой, я очень несчастна! (франц.).
Дионисий, тиран Сиракузский… – Намек на сюжет баллады Шиллера «Порука» (1798): тиран, изумленный мужественной верностью двух друзей, предлагает себя третьим.
У вас теперь две сестры (франц.).